ПОДОРОЖНИК

Кира Непочатова

Ну, с днем рожденьица, Ильмар, чтоб ты жил вечно! Храни Бозя твою дурную голову и умную задницу. Накат!

Нет, не сам добирался, баржака вел. По виду — вылитый Святой Гвайхен с фресок этого… не помню, как его… Волосы нитью золоченой вьются, глазки — голубая эмаль, а морда благородная и напыщенная. Глянул я на него и подумал, что попался кот-пачкун, гораздый только мявкать и гадить. Что «а оказалось»? А оказалось, не только! Га-га-га!

Разливай по новой! Крысь, передай-ка вон ту ножку, позажаристей… И-эх, отпразднуем именинника!

1

Началось все не ахти — с Музгая-ваденжанина. Еще летом ушлый смуглец попался на сомнительной сделке, а Эксель не стал с ним морочиться, отпустил. И Музгай, прежде чем выкатиться из караулки, шепнул, что в долгу не останется. Дескать, знает он проводника, который может довести, куда надо, быстрее, чем голуби долетят. Эксель взял на заметку, вдруг пригодится?

И пригодилось. Он уже в городской страже не новичок, мог отпроситься у капитана на целый месяц, да с деньгами все не складывалось. А тут и деньги, и время — но срок на исходе. Вот и вспомнился Музгай с его волшебным проводником.

Ваденжанин зазвал Экселя в «Тростникового идола». Заманил, велел заказать кувшин красного и куда-то порскнул. Сразу вспомнилась то ли пословица, то ли скороговорка: «Кум у денгов покупал козла, выкупало кума после полсела».

На лавку напротив плюхнулся изрядно набравшийся монашек с одутловатым лицом. Эксель с подозрением уставился на пьянчужку — неужто проводник? Тот посмотрел мутным взглядом юноше за спину, потеребил монашеский ошейник, буркнул: «На левом плече — черт, на правом — ни черта» и, привалившись к стене, заснул.

Кто-то сзади увесисто положил руку Экселю на плечо. На левое. Юноша повернул голову, оглядел костлявую руку и поднял взгляд выше.

Над ним нависал черный потрепанный плащ с капюшоном. Из-под капюшона торчал подбородок с седой щетиной. Узкий рот был похож на шрам, а крючковатый нос — на клюв. Выше что-то поблескивало — может, глаза, а может, болотные огни. Левой рукой видение сжимало тяжелый посох.

Незнакомец убрал руку, достал из складок плаща измятую оловянную кружку и прогудел:

— Налей старому воину.

Из-за черного плеча высунулась мордашка Музгая.

— Это он! Проводник! Зовут Подорожником. А это — Эксель Солома.

Подорожник поставил кружку на стол со стуком и откинул капюшон. Показалось лицо — впалые щеки, кустистые брови, щетка седых волос над шишковатым лбом. Из-под ворота плаща что-то топорщилось, и, присмотревшись, Эксель увидел на горле у Подорожника монашеский ошейник. Только не кожаный, а железный.

Старик двинул бровями и выразительно посмотрел на пустую кружку. Эксель плеснул вина из припасенного кувшина. «До краев», — шепнул на ухо Музгай так неожиданно, что парень едва не выронил посудину. «Свел с проводником — проваливай!» — зарычал он через плечо. Музгай что-то буркнул и сгинул.

Подорожник осушил кружку в два глотка и уселся рядом с Экселем. Тут же сбоку подскочила румяная служаночка, брякнула на стол тарелку с пирожками и, прощебетав: «Это от хозяина!», упорхнула прочь. Проводник взял с тарелки пирожок, отломил половину, просыпав гречку с яйцом на столешницу, и, прежде чем отправить кусок в пасть, спросил:

— Куда тебе?

Эксель замешкал с ответом, разглядывая странного провожатого. Острый глаз схватывал все мелочи — как человек двигался, как держал голову, какие у него мозоли… Во-первых, воин — тертый, опытный. Мечник. Но посохом тоже не дурак помахать. Ишь, как ловко его перехватил, приставляя к стенке. И недалеко отставил — в самый раз, чтобы тянуться не пришлось. Во-вторых, не бедствует. Одежда ношеная, но добротная и по размеру. В-третьих, привык командовать. Привык, что его слушаются. Вон, как уставился, не дождавшись ответа.

— В Вереск, — сказал Эксель. — Но мне туда надо не позже Ракитова дня.

— Ракитов день? — переспросил старик и прищурился.

Эксель понял, что неудержимо краснеет. Однако больше вопросов не дождался.

— Время есть, — кивнул Подорожник, наливая себе новую порцию вина. — Бозя поможет — успеем. Если выйдем завтра на рассвете.

Эксель наблюдал, как старик уписывает пирожок за пирожком. Хотел верить — и не мог. Ну, нельзя попасть в Вереск за три дня. Хоть тресни, а не попадешь!

— Мы что, полетим? — ядовито осведомился он.

— Зачем? — вскинул бровищи проводник. — Пешочком потопаем. По прямому пути.

— По какому?

— А это, кыся, не твое дело. Если не передумаешь, приходи завтра с утречка к Северным воротам. Только гляди: ждать не буду. У меня и своих дел хватает.

— Я-то приду, — криво усмехнулся юноша и взял последний пирожок. — Главное, чтоб ты довел. А то затащишь в какие-нибудь болота — и поминай, как звали.

— В болота я тебя непременно затащу. И пригляжу, чтоб ты не утоп насмерть. Поэтому будут у меня к тебе условия.

— Какие еще условия?

Подорожник долил до краев кружку, а остатки вина из кувшина выплеснул прямо в рот. Причмокнул, отставил кувшин в сторону и, навалившись локтями на стол, заглянул Экселю в глаза.

— Первым делом: от меня — ни на шаг. Без спросу.

Эксель кивнул.

— Есть-пить с рук. Только то, что разрешу.

Снова кивок.

— Слушаться меня, как мать родную. Скажу: лежи — лежишь. Скажу: беги — бегишь!

Эксель призадумался. Условия странненькие, да и проводник — человек необычный. И может статься, что за три дня до Вереска доберемся.

— Сколько возьмешь?

— Серебрушку в один конец.

— По рукам!

####

— Я как на дорогу вышел, шугнул баржака. «Опасно здесь», — говорю. А кутятам только про опасность намекни — сразу уши прижимают и глаза таращат по сторонам. Бдят, то бишь. Баржак побдил до полудня, а потом заскучал. Тут уже мне глаза таращить пришлось. Со скуки человек дурным становится. И шею свою, и душеньку своротит набок — хрюкнуть не успеешь.

2

Дождь кончился. Иссяк, а может, решил передохнуть и собраться с силами.

Новые сапоги превратились в два комка бурой грязи, над которыми жалко посверкивали красные отвороты. Во рту пересохло, вода во фляжке кончилась. Эксель украдкой пососал промокший рукав и с уважением посмотрел в спину Подорожнику. Тот, отмахивая шаги крепким посохом, месил себе глину сапожищами, а ведь с самого утра на ногах, да все по болотам.

Время от времени старик сворачивал к какому-нибудь кустику или канавке, а юноше велел оставаться на месте. Пошарив вокруг, он возвращался. На вопросы отвечал кратко: «Надо». После второго «надо» спрашивать перехотелось. И теперь Эксель покорно плелся следом. Усталость не гасила раздражение, а разжигала его до едва сдерживаемой злости.

Спина внезапно переломилась посередине, и Эксель, не успев остановиться, налетел на острый зад. Подорожник разогнулся и, не оборачиваясь, ткнул ему в глаз какой-то травой.

— Черт!

— Не, — откликнулся проводник, вбивая посох в глину, — болотный щавель. Пожуй. Пить хочешь?

Эксель сунул листья в рот и поморщился: кислые. Проглотил мигом набежавшую слюну и огрызнулся:

— Что я, дурак из болота пить? Сам пей.

Палка ухнула вниз — проводник не присел, а упал на корточки, и Экселю на миг почудилось, что под грязным плащом зад плотно вонзился в землю. Даже чваканье померещилось… нет, это старик зачерпнул ладонями из лужи и пьет. Видать, родник здесь выходит.

Подорожник встал, вытирая кулаком щелястый рот. Эксель шагнул на его место, присел и зачерпнул ладонями воду из подозрительной все-таки лужи. Вода была бурая, как крепкий липовый чай. Он почти ощутил на языке знакомый липовый вкус, потянулся губами и… получил в плечо острым коленом. Парень едва не булькнул носом в лужу, но успел выбросить ладони перед собой. Руки тотчас ушли в глину по самые запястья. Во все стороны полетели брызги и комья грязи. Во все стороны, но больше Экселю в лицо.

Юноша зажмурился, проморгался. Под нос сунулась мозолистая ладонь, сложенная ковшиком. В ковшике колыхалась вода. Прозрачная — каждую линию на ладони видать.

— Пей, кыся.

— Ты! — взорвался Эксель, отбивая руку Подорожника.

Вскочил, оскальзываясь в растоптанной грязи, готовый придушить старую сволочь.

— Ты!

— Обещал есть-пить только с рук? — прищурился проводник.

— Ты… — выдохнул парень. — А ты обещал вести. Вот и веди!

Старик пожал плечами, выдернул посох и размеренно зашагал дальше. Только тогда Эксель понял, что стоит, до боли сжимая грязные кулаки.

####

Обычно я плюю в ладошки. А тут не поспел. И наклоняться не хотел — спина у меня. Спасибо Лялюшке за пуховый платок, им и спасаюсь.

Так что я коленом поддал в бок, чтоб не тянул ручонки куда не надо. Баржак глазами хлопает, морда в грязи, как в веснушках. Ничего, решил я, в райке отмоется.

Что, не пускаешь своих баржаков мыться? Ты, Оле, сильно добрый, как я погляжу. На дороге же грязи — как воды в море, дорога из грязи и состоит. А почему не пускаешь? Как «уплыл баржак»? Куда? «Хрен его знает, куда»? Га-га-га! Так у тебя ручей был, а в том райке — лужица, понял?

Продолжение читайте в журнале «Реальность Фантастики №9(37) за сентябрь 2006».