НЕВЕСЕЛАЯ ПИТЕРСКАЯ ФАНТАСТИКА

Сердце мудрых — в доме плача,

а сердце глупых — в доме веселья.

Книга Екклезиаста

Почти все петербургские фантасты пишут грустно и серьезно. Нет в Питере нынче второго Ильи Варшавского. Трудно сказать, откуда проистекает неприкрытый пессимизм авторов, живущих в Северной Пальмире… Возможно, их унылым литературным настроениям способствует сырой невский климат, а, может быть, депрессивно сказывается суровость фантастического реализма, культивируемого семинаром Бориса Стругацкого. Достаточно вспомнить трагический надрыв многих произведений Вячеслава Рыбакова, Андрея Столярова, Александра Щеголева… Навскидку не назову ни одного фантаста, взращенного на семинаре, который пытался бы в своих произведениях отвязно веселить читателей, подобно астраханцу Андрею Белянину или Михаилу Бабкину из Ростова-на-Дону… Правда, свое время в члены семинара БНС по протекции и рекомендации самого мэтра был заочно принят печальный юморист Борис Штерн: Стругацкий очень хотел помочь пробиться одесско-киевскому писателю — в те годы членство в семинаре давало зыбкую надежду на публикацию. Но Штерн никогда не жил в Питере (его армейская служба под Ленинградом в поселке Лебяжье, откуда Штерн бегал в самоволку, чтобы повидаться с Борисом Натановичем, не в счет). Похоже, что фантастический юмор — прерогатива бесшабашных южан, а чопорно-интеллигентные северяне-петербуржцы обречены на непрерывную рефлексию и самоедство.

#####################

Вот и убежденный атеист Святослав Логинов в своем романе «Свет в окошке» (М.: ЭКСМО, 2003), в нынешнем году отмеченном престижными премиями «Русская фантастика» и «Странник», создал совсем невеселую модель потустороннего мира, не имеющую аналогов ни в одной религиозной системе. Загробная жизнь по Логинову существует, но продолжается она для почивших, пока их помнят (не важно, за добрые дела или злодеяния). Память о покойнике оценивается в звонких монетах — «мнемонах», за которые в посмертном мире можно купить все, что угодно, включая еду, изменение внешности, омоложение, само право на псевдожизнь. Забыли тебя на этом свете, значит и на том — кранты. Роман, вызвавший глухое недовольство в рядах последователей христианской парадигмы, заслуживает прочтения хотя бы потому, что заставляет читателей с грустью вспомнить об ушедших близких…

#####################

Сразу двумя довольно мрачными книгами дебютировала Екатерина Некрасова, самая молодая из действительных членов семинара Бориса Стругацкого. В романе «Богиня бед» (М.: АСТ, 2003) безжалостно исследуется физиология тирании. Философия сильной личности в трактовке автора довольно любопытна, к тому же в роли потенциального диктатора выступает юная, броско красивая, незаурядная и хищная стерва. В авторский сборник «Когда воротимся мы в Портленд» (М.: АСТ, 2003) вошла одноименная повесть о злоключениях современного гея в Древней Руси и ряд рассказов, среди которых выделяется историко-патриотический ужастик «Таня». Нетрадиционная сексуальная ориентация главных героев «Портленда» вызвала бурю ажиотажных эмоций, выплеснувшихся в Интернет сразу же после выхода книги. Оставим на совести Некрасовой эротические перверсии и чрезмерную жесткость стиля… Редко встретишь у молодых авторов такое незаурядное воображение, умение выстроить концепцию вещи, емкий язык. Б.Стругацкий не случайно обратил свое благосклонное внимание на начинающую писательницу (см. его комплименты автору на обложке «Богини бед»).

#####################

Позволю себе упомянуть в обзоре питерской фантастики скандальную «[голово]ломку» рижских журналистов Александра Гарроса и Алексея Евдокимова, поскольку книга получила премию «Национальный бестселлер» с весьма приличным материальным наполнением, присуждаемую в Санкт-Петербурге, да и издан этот роман-провокация, роман-эксперимент, наполненный кровью и ненормативной лексикой, петербургским издательством «Лимбус Пресс». Сюжет книги о сорвавшемся с катушек банковском клерке напоминает одновременно компьютерную стрелялку и футуристический кинобоевик, замешанные на сексе, циничном юморе и почти киберпанковских реалиях. Балансируя между Пелевиным и Гибсоном, латвийские авторы конвертировали в русский текст агрессивно-сатирическую линию западной литературной моды, выдав на-гора экзистенциально-фантастический триллер российского разлива.

#####################

В издательстве «Азбука» в серии авантюрно-приключенческой фантастики «Правила боя» вышли книги Елены Первушиной («Короли побежденных) и Леонида Смирнова («Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу»). ( Прим. ред. Подробнее о серии читайте в «РФ» № 2 «Правила боя» в издательстве №Азбука-Классика»), Любопытный сплав славянской фэнтези и альтернативной истории Смирнова и романтическо-культурологическая фантастика Первушиной — чтение занимательное, правда, печали в романах авторов намного больше, чем веселья. Кстати, у Первушиной практически одновременно с книгой в «Азбуке» вышел сборник «Вертикально вниз» в «Библиотеке фантастики «Сталкера» (М.: АСТ, 2003). Книжка неровная, но достаточно интересная, чтобы на молодого автора обратили внимание читатели. Что касается романа «Умереть и воскреснуть», то на первый взгляд кажется, что Смирнов решил адаптировать для россиян сагу о Ведьмаке поляка Анджея Сапковского, переселив несгибаемого борца со всяческой нечистью в великую Сибирскую Республику. Аналогии с эпопеей Сапковского прослеживаются невооруженным глазом. Главные персонажи, «генетически предрасположенные» (у Смирнова) и «генетически измененные» (у Сапковского), одинаково беззаветно трудятся на ниве искоренения чудовищ, одинаково проходят через тяжелые испытания, на жизненном пути их ждут одинаково судьбоносные встречи с говорящими и весьма конструктивно мыслящими драконами. Питерский автор не отстает от коллеги из Лодзи в умении придумывать кошмарных тварей, эффектно описывать боевые схватки, убедительно показывать реалии мира, где действуют его герои. Возможно, роману Смирнова не достает тонкой лиричности, характерной для произведений Сапковского, зато безысходности, неизбывной тоски и крушения иллюзий в нем предостаточно. Автор регулярно помещает своего героя, младшего логика Игоря Пришвина в безвыходные ситуации, чтобы потом устроить ему спасение все более замысловатым и все менее реальным способом. Вводя в заключительной главе понятие Равновесия, как основы Мироздания, писатель вообще загоняет ситуацию в тупик — получается, чем больше укрепляется братство истребителей чудовищ и его охранительная роль, тем сильнее противодействие монстров — и наоборот. Ближе к финалу исчезает, растворяется иллюзорное сходство Игоря Пришвина с Ведьмаком. Последний в своей внутренней эволюции неуклонно продвигается в сторону превращения из мутанта в обычного, ранимого во всех смыслах человека, напротив — герой Смирнова постепенно теряет человеческие черты. Автор пытается показать хронику восхождения героя к обретению равновесия, но Пришвину до умиротворения еще очень далеко… Пугают скорбные размышления героя в конце романа: «Судя по всему, главное зло коренится в людях. Существо с гордым именем «человек» все чаще становится чудовищем».

#####################

В той же «Азбуке» опубликовано «Дело о Судье Ди» еврокитайского гуманиста Хольма ван Зайчика, завершающее вторую цзюань цикла романов «Плохих людей нет». События в шестой книге «Евразийской симфонии», истинные имена авторов которой (я имею в виду Игоря Алимова и Вячеслава Рыбакова) уже ни для кого не являются секретом, на этот раз происходят в Ханбалыке, восточной столице благословенной Ордуси. Непременные герои цикла Богдан Оуянцев-сю и Багатур Лобо, опираясь на собственную высокую нравственность и помощь кота по имени Судья Ди, в очередной раз предотвращают попытку нарушения этической и государственной сообразности Великой Ордуси. Честно говоря, читать шестое по счету «Дело» мне было уже скучно, сюжету явно не хватает интриги и динамики, да и герои в романе какие-то неживые, особенно Цюн-ну, покойная жена ордусского наследного принца…

#####################

Уже упомянутый мною Вячеслав Рыбаков в новом романе «На будущий год в Москве» (М.: АСТ, 2003) продолжает невеселые размышления о будущем нашей страны, начатые его произведениями «Не успеть», «Дерни за веревочку», «Гравилет «Цесаревич», трилогией «Очаг на башне» — «Человек напротив» — «На чужом пиру». Судьбы человечества в целом и конкретная судьба отдельно взятой России всегда волновали известного писателя и публициста… Роман начинается, как утрированный трагифарс, злой сатирический памфлет. Автор описывает гипотетическое настоящее, в которой торжествует доведенный до абсурда западный подход к жизни и общечеловеческим ценностям. Точка бифуркации — 1992 год, когда народные предпочтения и власть в стране были отданы не отечественному ворью, а евроатлантическим денежным мешкам. Удручающие штрихи нового времени: произведения Толстого и Чехова переделаны в скабрезные мыльные оперы; фильмы «Доживем до понедельника» и «А зори здесь тихие» запрещены, как тоталитарные… Россия раздроблена на карликовые государства, ее Вооруженные силы упразднены, Академия наук распущена, правят бал астрологи-наперсточники и жуликоватые разработчики торсионных генераторов. Россия лишена культуры, в очередной раз внаглую переписывается история государства. Традиционный герой Рыбакова, рефлексирующий интеллигент-неудачник, честный и умный, а потому — непременно несчастный, получает призрачный шанс напомнить россиянам о былом величии их Родины. Небольшая группа хороших людей, волею судьбы оказавшихся в одной связке, вряд ли сможет что-то изменить, но писателю (и читателю вместе с ним) очень хочется в это верить. Не зря один из героев романа говорит: «Тот, кто думает, что мир лучше, чем он есть на самом деле, всей своей жизнью, непроизвольно, делает мир и впрямь лучше. Хотя бы чуть-чуть. А тот, кто убежден, что мир хуже, чем он есть, — непременно делает его хуже, даже если такой цели специально перед собой и не ставит…». Рыбаков зачем-то наградил основных своих героев именами из культовой киноэпопеи «Звездные войны». Может быть, он хотел намекнуть на сказочную несерьезность созданного им альтернативного мира? Но мы-то знаем, что сказки заканчиваются по-разному. «Провокационная» книга Рыбакова была встречена читателями и критикой довольно равнодушно, заметных дискуссий после ее выхода не возникло — толстокожая нынешняя общественность, по всей видимости, уже не способна тонко и остро чувствовать. На мой взгляд, пассивная реакция на роман объясняется еще и тем, что в настоящий момент стране угрожает опасность, связанная вовсе не с последствиями безбрежного разгула распоясавшейся прозападной демократии…

#####################

Теперь в Санкт-Петербурге есть свой Стивен Кинг или, если угодно, Дин Кунц. Первая книга Виктора Точинова «Пасть», появившаяся в серии АСТ «Ночной дозор» свое название оправдывает. Жуткие убийства и зловещие оборотни обеспечивают читателю приличную порцию диванного адреналина. Автор предуведомил свой дебютный роман словами: «Автор до сих пор не определился с названием: глагол это или существительное?» Кокетливая неуверенность не помешала Точинову создать добротный фантастический триллер. Писатель продолжает разрабатывать делянку ужасов в своих новых романах «Царь живых» и «Новая инквизиция» (последняя вещь создана в соавторстве с Александром Щеголевым). Действие романов Кинга и Кунца происходит в далекой и чужой нам Америке, а у Точинова события развиваются в близкой и узнаваемой отечественной действительности. Чем хороши такие книги? Читатель, вынырнувший из почти реального кошмара, созданного Точиновым, оклемается-отдышится и значительно толерантнее отнесется к окружающей кошмарной реальности. Еще одно «достоинство» произведений Точинова — читателю не нужно тратить время на поиски подтекста и скрытого смысла, романы написаны уверенным выразительным слогом, а все загадки и неясности по ходу развития событий получают вполне логичное объяснение. Достоверно известно, что у автора в загашнике есть и другие страшилки, которые в скором времени увидят свет. Мастерство и высокий литературный потенциал Точинова очевиден, вот только не слишком ли писатель увлекается созданием откровенно коммерческих текстов?

#####################

Чтобы продолжить список петербургских авторов, создающих, мягко говоря, не очень жизнерадостные вещи, чрезмерно напрягать память не приходится.

Назову лишь несколько фамилий.

Наталья Галкина, писательница загадочная и тонкая, работающая в традициях притчи, «мистического реализма» («Архипелаг Святого Петра», «Ночные любимцы»), уверенно вошедшая в нынешнем году с романом «Вилла Рено» о физиологе Иване Павлове («Нева, 2003, № 1-3) в «короткий список» претендентов на премию «Букер — Открытая Россия».

Александр Тюрин, писатель, безусловно, питерский, несмотря то, что последнее время он живет и работает в немецком городе Кельне. В этом году в России после довольно большого перерыва вышли сразу две его авторских книги «Топор гуманиста» (М.: Вече, 2003) и «Вооруженное восстание животных» (М.: АСТ, 2003). Писатель, по его собственному выражению, выдает «плотные стебные» тексты, но смеяться, читая технотриллеры Тюрина, что-то не хочется…

Андрей Столяров, автор питерский вдвойне, крайне достоверно умеющий передать оттенки трагической ауры Северной Пальмиры. Недавно издательство «Петербургский писатель», начавшее новую серию «Проза Русского мира», выпустило в свет книгу ранних «петербургских повестей» Столярова «Ворон», доработанных и «осовремененных» писателем. Конечно же, веселее после переработки повести не стали.

Александр Щеголев, создающий чрезвычайно тяжелые, депрессивные вещи (вспомним его повести «Инъекция страха», «Любовь зверя», «Двое на дороге», «Раб») — ярчайший представитель питерской фантастики. Тонизирующими и болеутоляющими произведения Щеголева никак не назовешь... Любимая тема писателя — исследование экзистенциальных глубин человеческого подсознания. Мрачных, трагических глубин… Наверное, лучше, чем Сергей Бережной, о Щеголеве не скажешь: «Невозможный оптимист, никогда не отворачивающийся от мерзостей жизни». Последний «сольный» роман Щеголева «Львиная охота» (М.: Вече, 2002), представляющий собой развернутую и переработанную повесть «Пик Жилина» из третьего тома антологии «Время учеников», только подтверждает сложившуюся «тревожную» репутацию автора…

На этом фоне вещи Николая Романецкого, создавшего любопытнейший техно-магический мир Великого княжества Словенского (дилогия «У мертвых кудесников длинные руки») кажутся почти оптимистичными. Романецкий — автор жанрово неангажированный, органично сочетающий в своих произведениях альтернативную историю, детектив и love story («Везунчик», «Искатели жребия»). Писатель называет направление, в котором работает — «sin's fiction», («литература первородного греха»). Самое пристальное внимание в его произведениях уделяется драматическим отношениям мужчины и женщины, а из этого следует, что печали, хоть и светлой, в книгах Романецкого хватает…

Петербурженка Елена Хаецкая порадовала своих поклонников переизданием в брендовой серии «Из книг Макса Фрая» издательства «Амфора» существенно переработанного романа «Вавилонские хроники» под названием «Вавилон-2003». Это парадоксально-сатирическая вещь о жизни и любви, сработанная так умело и остроумно, как это умеет делать только Хаецкая. А в серии «Заклятые миры» издательства АСТ вышла ее книга «Дама Тулуза». Заглавный роман сборника, посвященный последним годам жизни Симона Де Монфора, пламенного борца с катарской ересью и завершающий лангедокский цикл Хаецкой, трудно отнести к традиционной фэнтези, скорее — это так называемая «литература вымысла». Чтобы проникнуться аурой Тулузского графства, писательница в свое время специально посетила места, где происходят описываемые ею события, съездив в Лангедок — в одиночку, не зная французского языка… Сие замечательное путешествие описано в путевых заметках Хаецкой «Дорога в Монсегюр», тоже вошедших в книгу. Кстати, на недавнем «Страннике-2003» Хаецкая получила жанровую премию «Меч Руматы» за лучшее произведение в жанре героико-романтической и приключенческой фантастики (роман «Бертран из Лангедока», М.: АСТ, 2002). Грусть в произведениях Хаецкой смягчена доброй усмешкой и снисходительным отношением к человеческим слабостям, но все-таки это — грусть…

#####################

Любые попытки классифицировать, обозначить ярлыками, разложить по полочкам такую живую и развивающуюся структуру, как современная фантастическая литература Санкт-Петербурга, непременно будут грешить пристрастностью и субъективностью. Возможно, я преувеличиваю присутствие депрессивной составляющей в питерской фантастике… Все знают слова Экклезиаста о великой мудрости, в которой много печали, но все ли помнят другое его изречение: «И похвалил я веселье; потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть пить и веселиться; это сопровождает его в трудах в дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем». Надеюсь, что именно сейчас кто-то из писателей города на Неве создает оптимистичное, жизнерадостное, веселое и, при всем этом — безумно талантливое фантастическое произведение…

Сосновый Бор, ноябрь 2003 г.