НЕ ТОЛЬКО ИСТОРИЯ

Алексей ХАВРЮЧЕНКО. Исповедь от дракона: Фантаст. рассказы. — М.: АСТ, 2004. — 288 с. (сер. «Звездный лабиринт. Библиотека фантастики «Сталкера»).

Дебютный сборник молодого киевского фантаста может пройти незамеченным в потоке поразительно похожих покетбуков. Этого не хотелось бы: книга Алексея Хаврюченко «Исповедь от дракона» — яркая заявка на свою тему, свою интонацию. Пока что — заявка, а дальнейшее зависит от автора... и от издателей тоже.

Книга делится на две почти равновесные части: «Pseudohistorica» и «Фэнтези и не очень». Определения, казалось бы, расплывчатые, но на самом деле совершенно точные. Псевдоистория: смутно (или явно) знакомый антураж, в котором разворачивается не совсем то (или вовсе не то), что нам привычно по учебникам; диапазон — от иронической «альтернативки» до «повести о благородном покойнике». Не только фэнтези: полная жанровая свобода, переплетение будней химического факультета и мистики, компьютерной игры и сказки, студенческой жизни и выбитых в камне иероглифов. Но разнобоя не возникает — разве что пара юморесок смотрится пришельцем из какой-то совсем другой книги.

Елена Хаецкая недавно бросила на поживу критикам очень удобный термин: «монризм» (в честь вымышленного романиста Керка Монро). Означает он не эпигонство (боже упаси), но — чуть ироничное использование кирпичиков романтической литературы. Классические примеры — «Три мушкетера» и «Одиссея капитана Блада».

Рассказы Хаврюченко — типичный «монризм». На их страницах нет героев, столь же ярких, как Питер Блад, но есть другое: в «псевдоисторических» декорациях разыгрываются сжатые почти до уровня притчи эпизоды Большой Истории, а вернее — взаимодействия истории и человека. Именно разыгрываются: Хаврюченко умеет не только рассказывать, но и показывать, причем зачастую — с разных точек зрения. Одна из главок рассказа «Память» (несколько видоизмененная хроника Великой французской революции) полностью построена на диалоге — вернее, полилоге –героев, таком стремительном, что мы и не замечаем, как перед нами проносятся события не одного часа и даже не одной недели. Неудачник из одноименного рассказа выигрывает сражение, которое должен был проиграть (он остается неудачником даже в миг победы!). Игрушечный дракон снова и снова пролетает над игрушечным замком — играет-то в игру не он. Неумолимый ход истории — и неизменная личная ответственность. Не случайно книга открывается «фантастическим очерком» «За что мы любим историю?»: риторика школьных учебников призвана доказать, что единственно-возможным вариантом было объединение восточной Европы под властью татар. На самом же деле возможность другой истории есть всегда...

Автор крепко усвоил заповедь Юлии Латыниной: «В хорошо написанной сцене должно быть полстраницы, два афоризма и один убитый»; недаром эти слова вынесены в эпиграф к «Повести о благородном покойнике», которая написана в подражание «Вейскому циклу» московской писательницы, и надо сказать, что по изощренности интриг и точности стилизации повесть эта — едва ли не лучшая в сборнике. «Жил в эпоху Хун человек по имен Син, и чтил он семьдесят две небесных заповеди, предан был государю, но не ладил с его подданными. Также чтил он Господа, но презирал его слуг. Он уподоблял Бога миру, а мир — хлебу, и считал, что все люди равны, а потому должны получить по крохе хлеба и частице Господа... Но потом, когда Сина казнили как бунтовщика, его ученик по имени Коша стал проповедовать, что мир подобен хлебу, а бог подобен стальному ножу, и прежде чем делить мир, нужно срезать с него цвель. Сам же Коша был по крови хисийцем, а отец его был чиновником военного ведомства на службе у короля, но имущество свое пропил. Оттого Коша не только знал, как выглядит цвелый хлеб, но и зачем делают стальные ножи».

Юморески, как я уже сказал, удаются Хаврюченко меньше, что вовсе не означает, что ему чуждо чувство юмора, весьма язвительное к тому же. Безумный мир цикла «Повествование о Розовом Драконе» строится на сочетании фэнтезийных и близких нам реалий; в результате доклад королевского казначея звучит следующим образом: «Витек, пахан Пиволийска, взял под свою крышу хутора Селийск и Рычиолли... Бригаду Бешенного Джека, что ходит под Витьком, видели около Усть-Переволокитска. Ваше Величество, Витек явно зарывается. Прикажите обломать?» И хорошо, что цикл этот (к сожалению, рыхлый) не сводится к набору шуток. «Вот так оно», — звучит в финале печальный вздох рассказчика — и вздох, оправданный повествованием.

Не берусь предсказать дальнейшую писательскую судьбу Алексея Хаврюченко. Зависеть она будет прежде всего от того, какими он сделает своих героев: воздвигнет ли их на романтические котурны, превратит в изящные стилизации или сделает полностью трехмерными. Решать ему. Судить — читателям.